Олег и Чабык переглянулись. Эта обмолвка окончательно решила все сомнения. У них нашелся проводник по приазовским степям. Догнать и покарать грабителей всегда остается делом чести не только для монголов, но и для любого уважающего себя человека. Здесь же сами небеса отдавали подонков в их руки.
Уже войско наше стояло на Днепре у Заруба и Варяжского острова: там явились десять Послов Татарских. «Слышим, — говорили они Князьям Российским, — что вы, обольщенные Половцами, идете против нас; но мы ничем не оскорбили Россиян: не входили к вам в землю; не брали ни городов, ни сел ваших, а хотим единственно наказать Половцев, своих рабов и конюхов».
Битва началася…
…Но малодушные Половцы не выдержали удара Моголов: смешались, обратили тыл; в беспамятстве ужаса устремились на Россиян, смяли ряды их и даже отдаленный стан. Половцы, виновники сей войны и сего несчастия, убивали Россиян, чтобы взять их коней или одежду.
Добраться до Дербента без проводников получилось куда проще, чем ожидали путники. За три дня обоз выполз из глухих горных ущелий, куда заманили его разбойники, на проезжий тракт, по которому покатился ровно на север. На первом же россохе Олег приказал повернуть в сторону восходящего солнца, и вечером того же дня они вышли к морскому побережью. Еще два дня пути по предгорьям Кавказа, между вершинами и морем — и впереди показалась неприступная каменная твердыня, совсем недавно обретшая гордое звание свободного эмирата. Или ханства. Или халифата…
Насколько помнил Олег, сия неприступная твердыня постоянно переходила из рук в руки между хазарами, арабами, турками, персами; она освобождалась, занималась, а потому точно угадать, что за звание носила она в этот раз, было невозможно. Прочная стена крепости перекрывала половину мира ничуть не хуже китайской. Две версты каменной кладки начинались из соленых волн Каспийского моря — служа одновременно молом для гавани торгового порта, — разрезали перешеек и упирались в скалистые склоны Кавказа. Не обойти и не объехать.
Высокие стены из каменных блоков могли стать непреодолимой преградой для храбрых нукеров, если бы не горсть серебряных монет, отсыпанная в чашу начальника привратной стражи. Длинноусый круглолицый воин не только указал покорителям половины мира удобную дорогу к порту, но и признался, что всего четыре дня назад через ворота прошли на север две сотни половцев без заводных коней.
Здесь монголы расстались со своим обозом и новгородским купцом. Походное снаряжение и монгольское добро Любовод поклялся отправить через море на восток, в порт Дилак, откуда наместник сам переправит его в Хара-Хорин. Со своей же частью товара он отправлялся домой, к заждавшейся молодой жене и оскудевшим амбарам. Единственное, что смутило ведуна, так это фраза:
— Увидимся в Муроме, — что сказал купец, обнимая его на прощание.
Но уточнять при всех, что к чему, Олег не захотел. Рисковать столь важной тайной совсем недалеко от цели пути он не хотел.
Тракт, на который стража эмирата беззаботно пустила вооруженных чужаков, тянулся мимо стен города, притулившегося в горах на две сотни саженей выше порта. Может быть, поэтому никто и не заинтересовался целью пути двух тысяч идущих одвуконь копейщиков. Прошли, как и не было — всем все равно. Заплатили, и ладно.
Без медлительного обоза конница пошла веселее, проносясь за день по тридцать-сорок верст. Двигались они по дороге, мимо частых постоялых дворов, а потому с легкостью узнавали о поведении разбойников. Половцы без заводных медленно теряли преимущество. На берегу Терека хозяева двора сказали, что монголы отстают от разбойников уже на три дня. После трех переходов вдоль Манука отставание сократилось до двух дней.
Чтобы переправиться через Дон, кочевникам пришлось два дня идти вверх по течению — здесь находился обнажающийся по осени коварный Лысый перекат. Над мелью течение резко ускорялось, и немало зазевавшихся ладей оказывались выброшены на гладкий галечный перешеек, опрокинуты набок и разбиты.
Здесь монголы остановились, разослав в стороны дозоры. Пришельцы не искали войны, они пришли с миром. Все, чего они желали — это найти кочевье хана Котяна и его самого. Местные степняки совсем не обрадовались нежданному соседству и тысячным табунам, травящим их посевы. Может быть, поэтому очень быстро нашелся пастух, указавший путь, по которому хан ушел дальше на север, внезапно бросив родные степи. Монголы снова поднялись в седло и почти десять дней скакали по следу, пока наконец не вышли к черному широкому Днепру.
По ту сторону реки красовался высоким частоколом и черными дощатыми крышами небольшой острог — первая порубежная крепостица огромной и могучей Руси. Возле русской твердыни стояли несколько половецких юрт — и больше тридцати полотняных шатров с чермными, золотыми и темно-красными стягами. В версте от берега паслись три табуна примерно по три сотни голов в каждом. Еще несколько стад можно было разглядеть выше и ниже по течению — но за дальностью расстояния счесть их было уже невозможно.
— Это Заруб, — сообщил Плоскиня. — Крепость киевская. Брод здешний охраняет. А стяги русские. Золотой — киевского князя, красный — Галицкого, а алый совсем — то Черниговский…
— Здесь тоже брод? — удивился Олег. — Вот уж не ожидал, что великие русские реки такие мелкие. Вот только что делают половецкие разбойники среди наших шатров?
Он направил коня к реке, но Чабык успел перехватить его, удержал жеребца за поводья: