Потрясатель вселенной - Страница 42

— На кой ляд мне его голова? — поморщился Середин. — Как обоз, войско как, стада?

— Ты об том не беспокойся, старейшины стараются. За день-два сберут усих. Глядишь, там и дальше двинемся.

— Кого соберут? — попытался приподняться Олег, и опять боль в плече заставила его упасть обратно.

— Дык, скотина на пять верст округ разбежалась. Да и ратные иные тоже. Перепуганы усе, мычат, от теней своих шарахаются. Ныне пока сберешь, успокоишь, сызнова исчислишь да поделишь — это ж сколько ден пройдет? Нет, за два не управятся. Отдыхай покуда спокойно. Сейчас косточки отогреешь, кровь по жилам побежит — болячки и отступят. Тебе чего хочется, друже? Ты токмо скажи, все добуду.

— Щелок есть? Хорошо бы мяты набрать пару горстей да заварить, а отвар со щелоком слегка замешать. Чтобы холодил, когда моешься. Холодок, сам знаешь, боль хорошо снимает. Кумысу попить принеси. И одежду чистую, раз уж в бане. Не в грязное же после мытья одеваться.

— Несу, несу. Я быстро…

Новгородец торопливо убежал по лесенке наверх. Хлопнул люк, и наступила тишина, среди которой полешки в печи потрескивали особенно громко. Громко и уютно. Баня медленно, как пивной бокал — хмельным янтарным напитком, наполнялась теплом, таким же убаюкивающим и мягким…

— Вот, вот, принес! — вырвал его из полудремы голос Любовода. — Помочь еще чем иль чего сделать?

— Нет, не нужно, — снова закрыл глаза ведун. — Лежу, греюсь. Хорошо. Дай отдохнуть, друже.

— Как скажешь. Вот токмо дровишек еще подброшу…

Новгородец еще пару минут повозился у печи, после чего его шаги развеялись где-то наверху. Хлопнул люк. Снова пришла тишина…

Уютная, теплая тишина.

Тишина и покой.

А вот сон — пропал начисто.

После долгой борьбы с самим собой ведун смирился с неизбежным и попытался встать. Тело поддалось — то ли вправду отогрелось, то ли успело затянуть самые болезненные раны. Во всяком случае, теперь оно вполне терпимо ныло, а не кусалось чем-то острым в отместку за каждое движение. Олег дотянулся до чаши, притянул к себе — пустая. Пришлось вставать, идти к выстеленному изнутри белой тряпицей бочонку, зачерпывать кумыс из него. Осушив четыре чаши подряд, Середин обогнул еле дышащую старуху, потрогал вмазанный в каменную печь котел емкостью примерно на четыре барана, до краев полный воды. Теплый. Разумеется — такую емкость до утра греть придется.

Подкинув из кучи в открытую топку еще пару поленьев, он взял ближнюю масляную лампу, добрел до второй и только тут осознал одну великую вещь: он ходит! Берет поленья! Носит лампу! Значит — ни одна кость не сломана.

— Отлично. Больничный не понадобится. — Составив лампы рядом, ведун осторожно стянул с себя рубаху, кинул поверх поддоспешников, снял портки. Внимательно осмотрел тело снизу вверх.

Ступни чистенькие, все в порядке. На каждой голени по паре мелких синяков. Над коленом совершенно черная гематома размером с ладонь. Немудрено, что он ступить на ногу не мог! Вторая нога была розовой до самого бедра. Тоже синяк, только слабый. Часа через два потемнеет. Тело — во всяком случае, спереди — повреждений не имело. Спасибо кольчуге и толстым поддоспешникам. Вот только на левом плече наливалась синева с четким отпечатком лошадиных резцов. Олег потрогал затылок — там подрастала шишка.

— Будем считать, дешево отделался, — решил он.

Скорее всего, сознание он потерял вовсе не из-за множества ушибов, а потому что разом потратил слишком много жизненных сил. Но они, к счастью, со временем восстанавливаются.

Ниже, под лампами, обнаружилась бадейка с мочалкой, дубовым веником и горшком, в котором плавала мелко шинкованная травка. Олег принюхался — мята. Рядом лежало чистое белье. Все было готово, а потому Середин забрал бадейку с разбавленным щелоком и отправился к котлу.

У теплой воды было одно немалое преимущество: ее не требовалось разбавлять. Бегать к текущему под дальней стеной ручью, замешивать в бадье состав, добиваясь нужной температуры. Просто зачерпнул — и отмывайся.

Олег, благо спешить было некуда, сперва слегка омыл все тело щелоком, избавляясь от застарелого пота, жира, грязи, а потом долго грелся перед открытым жерлом печи. С точки зрения науки при этом открывались поры, выталкивая наружу жировые пробки. С точки зрения человека — контраст между жаром снаружи и нежным холодком, оставленным жидким мятным мылом, приятно щекотал нервы неожиданным контрастом.

Отогревшись, ведун помылся снова, на этот раз тщательно оттирая тело, сполоснулся, натянул порты. Одеваться дальше не хотелось — в бане и так стало уже достаточно жарко. Он остановился над старухой, все еще валяющейся в малахае и тяжелом войлочном чапане. К тому же еще и мокром. Подумал, покачал головой и вздохнул:

— Как говаривал Ворон, искусство свое он отдает нам ради того, чтобы мы спасали смертных от нежити и лихоманки, а не кичились знанием своим перед ними. И коли кто из слабых запросит нашей помощи, никому в том отказа быть не должно.

Замызганная шаманка ни о чем не просила — но в помощи все-таки нуждалась.

— Что делать станем, поганкино счастье? — с надеждой поинтересовался он, но ведьма и не подумала прийти в себя.

Олег вспомнил, как она в самый последний миг уберегла Роксалану от смерти, как летела кувырком от могучего удара Стража степи, как упрямо выжигала амулетом облака, не пытаясь удрать, скрыться, превратиться в невидимку, спастись… Вздохнул еще более тяжко, но опустился рядом на здоровое колено, снял с ее головы малахай, откинул в сторону. Поморщился от застарелого кислого запаха, исходящего от пропитанного салом, воском, грязью чапана, отошел к своим вещам, достал косарь, вернулся, решительно распорол ткань сбоку, на плечах, откинул в сторону, раскрывая колдунью, словно книгу в толстом мягком переплете, потом вытянул «переплет» наружу, отбросил к малахаю, так же решительно распорол серую, никогда не стиранную исподнюю рубаху, вытащил… И с удивлением остановился.